Как и в других военных училищах, в Константиновском артиллерийском училище существовали свои разнообразные традиции.
«Одной из таких традиций, достойных подражания, я считаю, была вежливость во взаимоотношениях юнкеров друг к другу и культивирование товарищества и взаимной поддержки не только в стенах училища, но и по выходе из него офицерами», — писал выпускник Константиновского артиллерийского училища А. К. Благодатов. Училище имело свой училищный значок, по форме похожий на офицерский Георгиевский крест, но без ленты, и общество взаимопомощи константиновцев.
Вежливость во взаимоотношениях прививалась личным примером юнкеров старшего курса по отношению к младшим. Непосредственными проводниками этих традиций были «мамаши» и «папаши». Так назывались портупей-юнкера старшего курса, приставленные к младшему курсу в качестве командиров, определенных в помощь курсовым офицерам для строевой подготовки юнкеров и наблюдения за внутренним распорядком в соответствующих подразделениях младшего курса.
Юнкера числились на действительной службе, а поэтому вице-фельдфебель и портупей-юнкера имели дисциплинарные права в отношении подчиненных им рядовых юнкеров. Но в училище была традиция, в силу которой считалось предосудительным применять юнкерами-начальниками свои дисциплинарные права против своих младших товарищей. Они должны были влиять на них личным примером. В училище часто можно было видеть такие сцены: портупей-юнкер и «козерог» встречаются в дверях и уступают друг другу дорогу. Наконец, после долгих взаимных приглашений оба проходят боком, как Чичиков и Манилов в «Мертвых душах» у Гоголя.
«Большое значение в воспитании юнкеров имел личный пример офицеров училища, — вспоминал выпускник училища С. М. Пашковский. — Все они были подтянуты, корректны (кроме капитанов братьев Кусиковых-Кусикян), безукоризненно, но без франтовства, одевались. При крайне высокой требовательности никогда не бывало несправедливости в наложении дисциплинарных взысканий. Лишь при производстве в портупей-юнкера нередко заметно было влияние происхождения, титула, протекции, а не личных качеств. Подчеркнутое уважение воспитывалось к офицерам, награжденным орденом Георгия (капитан Конради-Кондрашов).
Из традиций, характерных для училища того времени, в первую очередь следует отметить демократизм. Он выражался в полном отсутствии «цука» (издевательского отношения) как со стороны офицеров по отношению юнкерам, так и старших по курсу или положению юнкеров в отношении младших. Взаимоотношения были просты, без тени высокомерия, заносчивости, чопорности, льстивости, заискивания, подобострастия. Подхалимство, называвшееся «мыловарением», считалось наиболее презираемым пороком. Демократизм проявлялся и в презрении к аристократам-пажам, которым ни в коем случае константиновец не отдавал честь первым.
Уважение к учености своеобразно выражалось в пренебрежении к шагистике: константиновцы не „печатали” шаг при отдании чести и умышленно ходили по улицам не в ногу, находясь в отпуске. Существовала даже поговорка: „Если два артиллериста идут в ногу, то один из них дурак”.
Из мелких традиций, так сказать, обиходного порядка, можно упомянуть следующие. Юнкерам младшего курса не полагалось носить в отпуску шпоры, но ни один юнкер не смел появиться на улице без шпор. Эта традиция негласно поддерживалась и офицерами. Традиции требовали носить только старый, замасленный, „видавший виды”, „боевой” темляк.
По случаю производства в портупей-юнкера при получении высокой оценки по боевой стрельбе или верховой езде и вообще при всяком удобном и неудобном случае с виновника причиталась собака. Так называлась товарищеская пирушка, проходившая в мое время без вина. Покупались различные нехитрые закуски, пирожные, и в столовой устраивался чай. Это и была собака».
Судя по воспоминаниям А. К. Благодатова, элементы «цука» существовали и в Константиновском училище: «Курс обучения в артиллерийских училищах был трехлетний, тогда как в пехотных и кавалерийских училищах — двухлетний. Поэтому в учебном отношении училище делилось на три курса: старший, средний и младший. В строевом отношении училище состояло из двух батарей: первой и второй. По установившейся традиции каждому курсу было определенное прозвище. Старший курс именовался офицерами. Такое наименование было в порядке вещей. Ведь их сверстники — воспитанники пехотных и кавалерийских училищ — уже были офицерами.
Средний курс имел прозвище фокстерьеры, а младший курс — козероги. Эти прозвища были освещены традицией, и никто не обижался и безропотно их нес.
Момент перехода из положения пушистого хвостатого козерога на положение бесхвостого фокстерьера традицией был точно установлен — первая боевая стрельба из орудий. Считалось, что у козерогов опаливались хвосты и они становились фоксами. Начальник училища генерал-лейтенант Похвистнев, соблюдая училищные традиции, при поздравлении юнкеров младшего курса с первой боевой стрельбой жестом руки отмечал об их освобождении от пушистого охвостья козерога и переход в ранг фокстерьеров».
Думается, что элементы «цука» в Константиновское артиллерийское училище проникли неслучайно, ведь константиновцы были ближайшими соседями Николаевского кавалерийского училища, расположенного на Лермонтовском проспекте.
Интересные подробности о взаимоотношениях константиновцев с курсантами некоторых других военно-учебных заведений оставил А. В. Шпакович: «Взаимоотношения с родственным нам Михайловским артиллерийским училищем были очень натянутые. Они были для нас михайлонами, а мы для них — констапупами. Мы их дразнили „пешей артиллерией”. Во всей артиллерии тогда погоны были красные — алые, а в конной артиллерии — темно-красные (крап) с черным кантом вокруг погона. Так вот, они носили просто алые погоны с вензелем, а мы темно-красные с черным кантом и вензелем. Так они пели про нас паскудную песенку „про траур по пехоте”, намекая на то, что Константиновское училище до 1895 года было общевойсковым, а временами пехотным… Ну как можно было стерпеть!? Мы в долгу не оставались. Мы были очень дружны с Павловским пехотным училищем (в Красном Селе наши лагери были рядом), а Михайлоны дружили с Пажеским корпусом, что усиливало нашу неприязнь к ним…».
Здесь нужно заметить, что погоны и в пешей, и в конной артиллерии были алые, без черной выпушки (она присутствовала только у константиновцев), а в остальном мемуарист совершенно прав…
